Между «оккупационным режимом» и «социально-распределительной системой»: Кремль готовит новый общественный договор

Не стоит думать, что после отмены «режима повышенной готовности» или «самоизоляции» (кому как больше нравится) жизнь начнет возвращаться в свое привычное русло. Не начнет. Это уже сегодня можно сказать с полной уверенностью. Экономике элементарно не из чего восстанавливаться: падение цен на нефть (а Россия за годы правления Владимира Путина превратилась исключительно в сырьевой придаток цивилизованного мира) похоронило все надежды на то, чтобы вернуться — хотя бы! — к докризисному уровню.

Вот поэтому «кубышку» и не распечатывают, так как боятся, что в ближайшие годы просто будет неоткуда изыскивать средства, чтобы выполнять социальные обязательства перед народом, что уже неминуемо грозит зашкаливающим уровнем массового недовольства. Это, впрочем, палка о двух концах. Пока люди сидят по домам, может сложиться впечатление, что все в пределах нормы. Но когда карантин закончится, то ситуация в корне изменится, поскольку государство не озаботилось тем, чтобы поддержать те 15−20 млн россиян, которые оказались на пороге кто — бедности, а кто — и нищеты. И это вдобавок к тем 20 млн по официальной статистике! Думаете, они «патриотично» будут подыхать с голоду, вдохновляясь новостями о том, как растут капиталы у Сечина или Ротенберга?

Не думаю. И Кремлю это хорошо известно: «Конфиденты из окружения президента сообщают, что на днях ФСО положила на главный кремлевский стол закрытую социологию. Согласно аналитическим выкладкам, зафиксирован самый высокий за последние 20 лет уровень недоверия Путину и готовности к протестам. Для большинства граждан РФ Президент является источником раздражения, нестабильности и крайне высокой степени озлобления, провоцируя людей на участие в протестах. В Кремле чрезвычайно обеспокоены. Силовикам поручено быть в полной готовности к любым действиям и жестко подавлять любые волнения в зародыше», — сообщает телеграм-канал «Кремлевский мамковед».

Ясно, что при такой конъюнктуре сидеть сложа руки — подобно смерти. Так, координатор «Левого фронта» Сергей Удальцов видит два пути развития ситуации: «Коренные изменения социально-экономического курса, левый поворот в политике, экономике, смена состава правительства — это спасение для сегодняшней власти, сегодняшнего режима. Это для них способ сохранения. Если они на это не пойдут, то я прогнозирую уже в этом году колоссальные проблемы и для Путина, и для всего его окружения вплоть. То есть здесь на второй план выходят все их идеологические предпочтения, это — вопрос выживания», — заявил политик.

Однако есть и третий путь, по которому и пошла власть, что видно из последних инициатив. Во-первых, это введение противоправного с точки зрения российского законодательства «режима самоизоляции» с делегированием губернаторам надконституционных прав. Во-вторых, внедрение практики «цифровых пропусков», которую политолог Борис Кагарлицкий отнес к элементам нацистского режима: «Важным элементом нацистского оккупационного режима на территории СССР был контроль за перемещением людей между населенными пунктами. Без специального разрешения нельзя было поехать из одной деревни в другую, и тем более — переезжать между городами. Эти меры должны были затруднить активность партизан, подпольщиков и советских агентов. Выдача пропусков и проверка соблюдения правил составляла изрядную часть работы немецких комендатур и подчиненных им коллаборационистских „гражданских“ органов. Хотя в некоторых аспектах данные ограничения выглядят даже более жесткими, поскольку регламентируют выгул собак и походы в магазин», — написал он в своем телеграм-канале.

В-третьих, это инициатива правительства по расширению полномочий полицейских, которые, в случае одобрения законопроекта, освобождаются от «преследования за действия, совершенные при выполнении обязанностей», получают разрешение на использование огнестрельного оружия не только, как сейчас, в случае «вооруженного сопротивления», но и «иных действий, дающих основания расценить их как угрозу нападения на сотрудника полиции», а также им дается право на вскрытие автомобилей «для спасения жизни граждан, предотвращения преступления или обеспечения безопасности при массовых беспорядках и ЧС», ограждение митингов и оцепление жилых домов, в границах которого сотрудники МВД могут проводить личный досмотр граждан, их вещей и машин.

«Я всегда был против риторических формулировок об „оккупационном режиме“. Те, кто нами правят, порождены (не только физически, но социально, идеологически, культурно) именно нашим отечественным развитием, разложением советской системы и динамикой формирования отечественного периферийного капитализма. Однако новая (одобренная депутатами) инициатива о „расширении прав полицейских“, которым фактически разрешают врываться в дома, взламывать машины и убивать на улицах людей, показавшихся им подозрительными, вызывает в памяти лишь один прецедент — поведение нацистских оккупантов на территориях бывшего СССР и в Восточной Европе. Заметим, что в Дании или Франции даже немецкие оккупационные власти так себя не вели. В общем, российское правительство с его аппаратом насилия и вправду ведет себя как оккупационная армия, расположившаяся на завоеванной неприятельской территории. И можно сказать, что мы своим добродушным терпением это заслужили», — докручивает уже в другом посте свою мысль Кагарлицкий, верно при этом подмечая, что «ужесточение репрессивно-полицейских мер свидетельствует прежде всего о страхе власти перед народом. Возможно этот страх преувеличенный и необоснованный. А, может, и нет. В любом случае, вспоминаются слова из старой пьесы: „Террор — это не власть тех, кто внушает страх, а власть тех, кто сами напуганы“…».

А, следовательно, власть пойдет обходным путем: «В ситуации идущей «гибридной войны «с Западом, а, возможно, в будущем и с Китаем, «системе РФ «потребуется максимальная мобилизация ресурсов в своих руках, что и дает основанием полагать, что этот «военный капитализм» будет соседствовать с «социально-распределительной системой», что вкупе и породит новый гибридный режим», — пишет директор Центра развития региональной политики Илья Гращенков, соединяя в один смысловой конструкт «левый поворот», о котором говорил Удальцов, с усилением репрессивных институтов, которые Кагарлицкий не без оснований сравнил с «оккупационным режимом».

И здесь встает вопрос: а что же народ? Неужели русские люди пожертвуют остатками свободы и своих конституционных прав, которые, впрочем, и сейчас не шибко-то соблюдаются, и строем зашагают под патриотические песни с осунувшимися, исхудавшими лицами, но с неизменно запечатленным на них выражением согласия и почитания, ну сами понимаете кого?

А все дело в нашей псевдонациональной идее, которую можно определить как «борьба с бедностью». Почему псевдо? Да потому, что с бедностью нынешние власти не борются и бороться не будут никогда в жизни, ибо бедность является выбранным форматом существования народа в рамках системы. Для России применим глагол не «жить», но «выживать». На что обратил внимание политолог Глеб Павловский: «Где-то на отрезке 1992−1997 годов возник альянс, который я называю операцией „моментальной массовой сделки“ или „невольного сговора“. Теперь мы уже не требовали государства „как в Швеции или Канаде“, не настаивали ни на чем, кроме одного: помогите выжить! Во второй половине 90-х этот императив превращается в центральный, осевой элемент всей государственной повестки», — говорит он, поясняя, что «механизм альянса в том, что сама ситуация выживания — не чисто политическая, она витальная и не требует добавочных обоснований: „Выжить хочешь? Слушай меня!“».

Именно на этом принципе и существует «режим Путина», хотя, справедливости ради, стоит отметить, что уже в 10-х годах были задействованы и другие механизмы, такие, как «крымский консенсус», к примеру. Но, в целом, «Система РФ» (в терминологии Павловского) держалась именно на этом принципе, который иначе можно было бы еще назвать общественным договором между государством и народом: мы обеспечиваем вам основные социальные гарантии, а вы в обмен на это поддерживаете нашу власть.

Но со временем государство стало все более и более отходить от своего пакета обязательств (монетизация льгот, «оптимизация» здравоохранения и так далее), собственно, апофеозом чего и стала пенсионная реформа, которой власть, по сути, расторгла общественный договор. Однако коронакризис плюс падение цен на нефть, помноженные на недееспособную экономику, ставят три четверти (если не больше) населения страны на грань выживания. И здесь без нового общественного договора не обойтись ни гражданам, ни власти. Договора, который будет звучать так: лояльность в обмен на физиологическое выживание. Как после Великой Отечественной, не зря же все, кому не лень, сравнивают пандемию со Второй мировой.

И, по всей видимости, русский народ этот договор примет: надо же как-то выживать. А что касается тех прав и свобод, которыми придется пожертвовать, так их де-факто и не было никогда.

СвободнаяПресса